Я подошел к боту, достал ампулы с сывороткой. Одну ввел себе, вторую прижал к шее Боя, третью протянул учителю. Ни слова не говоря, он сделал себе инъекцию. Определенно, он нравился мне больше и больше. Но нужно было закончить с волками. Быстро стянув лапы и челюсти зверей капроновыми вязками, я обработал рану волчицы, потом попросил учителя помочь мне погрузить волков в бот. Один я бы не справился: самец весил наверняка больше центнера, да и волчица немногим ему уступала. Страшно предположить, что они могли натворить в заповеднике…
Пока мы грузили волков, я замечал все новые и новые несуразности.
Непохоже было, что у волчицы есть щенята. Скорее, она только собиралась стать матерью. И это в июне? Смутил меня и цвет шерсти хищников. Она была дымчато-серой, без охряно-рыжих тонов, свойственных летнему наряду волков.
Непонятно…
Но решение этих вопросов я решил отложить на завтра. Действие парализатора скоро кончится, и лучше к тому времени запереть волков в надежную клетку. Кроме того, дело к вечеру, а выслеживать волка в тайге ночью может только безумец. Среди моих многочисленных предков свихнувшихся не было, а становиться первым сумасшедшим в роду мне что-то не хотелось.
6. Юрий Старадымов
Ослепительно прозрачная гладь воды проносится под ботом. Тени от него нет. Бот спецназначения – невидимый в видимом спектре, не улавливаемый для локации, бесшумный и прикрытый силовым полем. И хотя мне еще ни разу за год работы не приходилось использовать многие из его возможностей (разве что включать силовое поле для защиты от слишком уж распоясавшихся комаров), обилие их внушает чувство спокойствия и самоуважения. А такие боты требует Инструкция… поскольку на Терру, хотя она и рукотворная копия Земли, распространяется правовой статус ИНОЙ планеты.
Выбравшись из бота, на секунду замираю рядом с ним. К плотному, состоящему из моря запахов воздуху нужно привыкнуть, так сказать, пройти период адаптации. Адаптируюсь и шагаю по тропинке к воротам кордона.
– Привет, – улыбается Инга.
– Привет, – говорю я.
Мне нравится эта женщина. Она всегда в движении, всегда всем довольна. Мужем, бытом, работой. Сейчас она искрится от гостеприимства.
– Хочешь есть?
– Жутко, – отвечаю я, делая зверскую физиономию.
Она проворно убегает, на кухне что-то звенит и брякает, потом доносится умопомрачительный запах печеного мяса…
– Юра! Иди.
На столе красуется блюдо с чем-то невозможно аппетитным. Лицо Инги светится довольством, как у всякой женщины, кормящей голодного мужчину.
– Это из чего? – обнюхивая блюдо, интересуюсь я.
– Из кабарги. Джерри отстрелял несколько самцов, а то их стало слишком много. Ешь.
– А где супруг? – спрашиваю я, ощущая на языке терпкий привкус неизвестных таежных специй.
– Они в тайге.
Удивленно приподнимаю брови:
– Они?
Инга смеется:
– Вот что значит сваливаться как снег на голову! Ничего не знаешь! У нас же сынуля приехал, у него трудовой цикл. Работает со мной, вместе занимаемся омулем. А сегодня прилетел его учитель. Джерри не может, чтобы не похвастаться своим хозяйством, вот они и отправились в тайгу. На Горячие ключи повел.
Туристский бот, программа передвижения которого устанавливается в диспетчерской, я заметил. Знал и о том, что для учителей делают исключение и дают им пропуск в заповедные зоны, но не надеялся встретить одного из этих людей здесь, на кордоне. К ним я всегда, еще с нулевого цикла, относился с уважением. Как правило, это были люди с очень интересным прошлым, заслужившие прожитыми годами право передавать свой жизненный опыт и опыт всего человечества подрастающему поколению.
– Кто он?
– Богомил Геров.
– Нуль-пространственник? – обрадовался я.
– Нет, он филолог, – покачала головой Инга, потом почему-то покраснела и призналась, что у нее эксперимент и ей необходимо в озеро.
Она так и сказала – «в озеро» и, увидев на моем лице легкое недоумение, добавила:
– Садки с мальками размещены на глубине, поэтому там и моя временная база… Я ненадолго. Сниму показания приборов, заберу Сережу…
– Он-то где? – поинтересовался я.
– Изучает прибрежных ракообразных, – нарочито важно подчеркнула Инга.
Похоже, ее одновременно и радовало и забавляло, что сын как-то незаметно вырос. Обычная история…
– Ракообразных, – сказал я. – Надеюсь, остальная часть обеда не из них?
Инга оценила шутку:
– Из других видов. Парное молоко и лепешки. Сама пекла.
– Ну тогда… – развел я руками.
– Не грусти, Юрочка, – засмеялась Инга, – твое одиночество будет непродолжительным. Надумаешь скучать, послушай кассету. Геров привез. Я, правда, краем уха слушала, боялась тебя пропустить. Но что-то очень интересное, какая-то жуткая история из времен Объединения… Когда еще не все было закончено… Кто-то кого-то догоняет, ловит… Кто-то кого-то убивает и убегает…
– Детектив! – блеснул эрудицией я.
– Нет, тут другое – хроника реальных событий. Рассказывает кто-то из родственников Герова.
– Иди, Инга, – покладисто согласился я, косясь на остывающее жаркое.
– Мне скучно не будет…
– Джентльмен! – насмешливо фыркнула жена Линекера и выбежала из дома.
7. Богомил Геров
Сверху кордон Линекера очень напоминал избушку Бабы-яги, разве что стоял не на куриной ноге, да еще был окружен бревенчатым забором. В общем, неплохо сработано под архаику. Правда, создатели этого чуда забор соорудили несколько на североамериканский манер – с островерхим частоколом, хотя в этих местах, если мне не изменяет моя надежная память, заборы в древности были несколько иными. Они делались из бревен, положенных горизонтально, и назывались заплотами. На кордоне забор выполнял чисто декоративные функции – все хозяйство Линекера накрыто колпаком силового поля, достаточно мощного, чтобы «непуганое зверье», населяющее окружающую «девственную природу», не докучало людям.
Но насколько несовременен и ненадежен на вид кордон снаружи, настолько он оснащен всеми новшествами и уютен изнутри. Я уже предвкушал тихое одиночество в какой-нибудь отдаленной комнатке вместительной избушки, как восклицание Линекера дало мне знать, что сделать это в ближайшее время вряд ли удастся:
– Старадымов!
Жест егеря был так красноречив, что я машинально проследил за его рукой, словно это была стрелка гигантского компаса. На крыльце, сдержанно улыбаясь, стоял рослый, хотя ему было и далеко до Линекера, парень, этакий Геракл в миниатюре.
– Юра! – выпрыгнув чуть ли не на ходу, завопил Джерри.
Бой, заражаясь восторгом хозяина, вылетел следом и с радостным лаем бросился к избушке. Я снизил бот и, аккуратно завесив его в установленном месте, приблизился к крыльцу. Незнакомый мне Старадымов и Джерри, кажется, хотели удавить друг друга в объятиях. Особенно усердствовал Линекер. Я вспомнил, как он лихо расправился с весьма несимпатичными тварями, которые теперь мирно посапывали в грузовом отсеке, и пожалел гостя. По моим расчетам, жить ему оставалось секунд двадцать. Но неожиданно взмолился Линекер:
– Юрка! Ты что делаешь?! Пожалей!
Они со смехом разжали объятия и уставились друг на друга, будто в каждом было нечто восхитительное. Джерри даже отступил на шаг:
– Ну, Юрка!.. Медведь!
Вышла Инга. Прекрасная женщина! Почему так бывает? Везет же Линекеру! Жена – Афродита, сын – будущий Сократ, друг – Геракл. Одним – все, другим, то есть мне, – тоже все. От этой неожиданной мысли разулыбался и я.
Одним словом, со стороны была довольно идиллическая картинка.
Глаза Инги по-прежнему искрились, но она нагнала на себя суровый вид, посмотрела на Старадымова, потом на мужа:
– Не стыдно? Во-первых, задержался, во-вторых, даже не удосужился гостей между собой познакомить, а еще потомок какого-то лорда!